Весна. Для большинства в этом слове столь много, они с радостью ждут это время года, по-детски радуются, когда все-таки наступает долгожданный сезон. Наверное, они готовы и с упоением валяться в постоянной грязи с лужами, что приносит вместе с собой весна. Асмодей не любил ее (и это еще мягко сказано) по многим причинам, начиная с той же самой помойки, в которую превращается земля, заканчивая удлиняющимся световым днем. Единственное, пожалуй, что его устраивало – увеличение числа потенциальной добычи. Просыпались от спячки многие грызуны, и волк, разумеется, пользовался этим, заканчивая их и так короткую жизнь. И сейчас, когда дело постепенно шло к ночи, он по своему обычаю выбрался из самых дальних и потаенных уголков леса лишь за тем, чтобы кем-нибудь перекусить.
Одиночка стремился ступать по земле как можно неслышнее, но отвратительное чавканье под лапами рушило все его старания. Когда он опускал лапу, то она погружалась в это болото, а когда он пытался выдернуть ее, то грязь сражалась с ним, с разочарованием хлюпая после своего поражения. Устав от этой бессмысленной борьбы с почвой, альбинос мысленно выругался, но все же продолжил путь, забавно растопыривая пальцы на лапах.
Когда он вдруг учуял след какого-то зайца, то продвинулся таким образом уже на значительное расстояние. Почва стала потверже, и альбинос замедлился, приник к земле, вдыхая запах. Самец последовал по нему на полусогнутых лапах, полностью увлеченный охотой. Заяц, как оказалось, ускакал не так далеко, и теперь оставалось только молиться, чтобы ему не вздумалось резко развернуться; все-таки белоснежную махину сложно было не заметить на общем грязном фоне темных цветов. Но в этот раз Асмодею повезло, и охота окончилась удачей, чего нельзя было сказать о нескольких неудачных разах перед этим. Оттолкнувшись лапами от земли, он разом накрыл зайца и вцепился зубами ему в шею, прокусывая глотку и дробя кости. Облизнув морду от алой крови, охотник подхватил тушку и пошел дальше, планируя найти место посуше и там спокойно доесть трапезу.
Заслышав вдали шум бурно текущего потока, одиночка направился в сторону, откуда доносился звук, решив, что неплохо было бы еще и утолить жажду. Но, уже подходя к реке, он осознал, что около нее уже сидит какой-то незнакомец. Попятившись назад, волк со скоростью света разделался с зайцем, не желая делиться им с кем бы то ни было вне зависимости от того, будет это добровольно или насильно. Только после этого Асмодей осторожно приблизился к фигуре, обойдя ее справа. Запах сказал ему о том, что это волчица, быстрее, чем белый, прищурившись, рассмотрел в ней женские черты. Она выглядела… жалко и вместе с тем гордо. Странное сочетание качеств, но самец не смог бы характеризовать незнакомку как-то иначе. Она была неслабо потрепана жизнью, но вместе с тем не сломлена, сохраняя былые остатки гордости, теплившиеся в груди. Рана на плече была открыта, от нее разило кровью за версту; альбинос подивился, как не учуял ее раньше.
Он колебался, не зная, как подступиться к волчице, которая казалась ему недостижимой. Об ее каменную стену неприступности вдруг разом сломался весь металлический нрав хищника, оттачивавшийся годами до полного совершенства. Он не понимал, как такое могло произойти, и, что еще более удивительно, пока что не ощущал резонного раздражения, которое должно было разгореться внутри. Асмодею определенно хотелось завести с ней разговор, но в голове не было ни одной мысли о том, как его начать. Он внезапно ощутил себя несмышленым щенком, собиравшего всю храбрость в кулак, чтобы заговорить со сверстницей. Волк зажмурился и мотнул головой, отгоняя наваждение. Он видел в жизни много гордых персон, но гордость этой была какой-то… другой.
– Что с тобой случилось? – в итоге задал он вопрос, стараясь звучать как можно менее заинтересованно и участливо. Незнакомке не нужна была его жалость, в этом самец был уверен на сто процентов; да и сам он не умел испытывать ее, оставив подобные эмоции далеко в прошлом. Отсутствие желания испортить жизнь волчице уже было своеобразным актом милосердия, да и было похоже на то, что жизнь ее и так была исполосована и разодрана в мелкие клочки. Асмодей изо всех сил постарался почувствовать отвращение, глядя на белую одиночку, омерзение от того, как она выглядит… Но ощутил только холодящую пустоту в душе.